Рассказы для детей

Рассказы для детей. Заботливые родители рано начинают читать своим малышам детские рассказы, стихотворения и сказки. Но, чтобы речь малыша стала правильной, выразительной и яркой, одного только чтения детских рассказов недостаточно, необходимо учиться пересказывать.

По рассказам учителей именно пересказ вызывает наибольшие трудности у  детей в начальной школе. Читайте еще: Сказки братьев Гримм.

Борис Житков — Вечер

Идёт корова Маша искать сына своего, телёнка Алёшку. Не видать его нигде. Куда он запропастился? Домой уж пора.

А телёнок Алёшка набегался, устал, лёг в траву. Трава высокая — Алёшку и не видать.

Испугалась корова Маша, что пропал её сын Алёшка, да как замычит что есть силы:

— Му-у!

Услыхал Алёшка мамин голос, вскочил на ноги и во весь дух домой.

Дома Машу подоили, надоили целое ведро парного молока. Налили Алёшке в плошку:

— На, пей, Алёшка.

Обрадовался Алёшка — давно молока хотел, — всё до дна выпил и плошку языком вылизал.

Напился Алёшка, захотелось ему по двору пробежаться. Только он побежал, вдруг из будки выскочил щенок — и ну лаять на Алёшку. Испугался Алёшка: это, верно, страшный зверь, коли так лает громко. И бросился бежать.

Убежал Алёшка, и щенок больше лаять не стал. Тихо стало кругом. Посмотрел Алёшка — никого нет, все спать пошли. И самому спать захотелось. Лёг и заснул во дворе.

Заснула и корова Маша на мягкой траве.

Заснул и щенок у своей будки — устал, весь день лаял.

Заснул и мальчик Петя в своей кроватке — устал, весь день бегал.

А птичка давно уж заснула.

Заснула на ветке и головку под крыло спрятала, чтоб теплей было спать. Тоже устала. Весь день летала, мошек ловила.

Все заснули, все спят.

Не спит только ветер ночной.

Он в траве шуршит и в кустах шелестит.

Виктор Драгунский — Англичанин Павля

– Завтра первое сентября, – сказала мама. – И вот наступила осень, и ты пойдешь уже во второй класс. Ох, как летит время!..

– И по этому случаю, – подхватил папа, – мы сейчас «зарежем» арбуз!

И он взял ножик и взрезал арбуз. Когда он резал, был слышен такой полный, приятный, зеленый треск, что у меня прямо спина похолодела от предчувствия, как я буду есть этот арбуз. И я уже раскрыл рот, чтобы вцепиться в розовый арбузный ломоть, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Павля. Мы все страшно обрадовались, потому что он давно уже не был у нас и мы по нем соскучились.

– Ого, кто пришел! – сказал папа. – Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!

– Садись с нами, Павлик, арбуз есть, – сказала мама, – Дениска, подвинься.

Я сказал:

– Привет! – и дал ему место рядом с собой.

– Привет! – сказал он и сел.

И мы начали есть и долго ели и молчали. Нам неохота было разговаривать.

А о чем тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!

И когда Павле дали третий кусок, он сказал:

– Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не дает его вволю поесть.

– А почему? – спросила мама.

– Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная беготня.

– Правда, – сказал папа. – Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше. К вечеру его действие кончается, и можно спокойно спать. Ешь давай, не бойся.

– Я не боюсь, – сказал Павля.

И мы все опять занялись делом и опять долго молчали. И когда мама стала убирать корки, папа сказал:

– А ты чего, Павля, так давно не был у нас?

– Да, – сказал я. – Где ты пропадал? Что ты делал?

И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так обронил, словно нехотя:

– Что делал, что делал?.. Английский изучал, вот что делал.

Я прямо опешил. Я сразу понял, что я все лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.

Он изучал английский язык и теперь небось сможет переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки!

Я сразу почувствовал, что умираю от зависти, а тут еще мама добавила:

– Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!

– Молодец, – сказал папа. – Уважаю!

Павля прямо засиял.

– К нам в гости приехал студент, Сева. Так вот он со мной каждый день занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.

– А что, трудный английский язык? – спросил я.

– С ума сойти, – вздохнул Павля.

– Еще бы не трудный, – вмешался папа. – Там у них сам черт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.

– Ну да! – сказал я. – Верно, Павля?

– Прямо беда, – сказал Павля. – Я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести граммов.

– Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? – сказала мама. – Ты почему, когда вошел, не сказал нам по-английски «здрасте»?

– Я «здрасте» еще не проходил, – сказал Павля.

– Ну вот ты арбуз поел, почему не сказал «спасибо»?

– Я сказал, – сказал Павля.

– Ну да, по-русски-то ты сказал, а по-английски?

– Мы до «спасибо» еще не дошли, – сказал Павля. – Очень трудное пропо-ви-сание.

Тогда я сказал:

– Павля, а научи-ка меня, как по-английски «раз, два, три».

– Я этого еще не изучил, – сказал Павля.

– А что же ты изучил? – закричал я. – За два месяца ты все-таки хоть что-нибудь-то изучил?

– Я изучил, как по-английски «Петя», – сказал Павля.

– Ну, как?

– «Пит»! – торжествующе объявил Павля. – По-английски «Петя» будет «Пит». – Он радостно засмеялся и добавил: – Вот завтра приду в класс и скажу Петьке Горбушкину: «Пит, а Пит, дай ластик!» Небось рот разинет, ничего не поймет. Вот потеха-то будет! Верно, Денис?

– Верно, – сказал я. – Ну, а что ты еще знаешь по-английски?

– Пока все, – сказал Павля.

Михаил Пришвин — Птицы под снегом

У рябчика в снегу два спасения: первое — под снегом тепло ночевать, а второе — снег тащит с собой на землю с деревьев разные семечки на пищу рябчику. Под снегом рябчик ищет семечки, делает там ходы и окошечки вверх для воздуха. Идёшь иногда в лесу на лыжах, смотришь — показалась головка и спряталась: это рябчик. Даже и не два, а три спасения рябчику под снегом: и тепло, и пища, и спрятаться можно от ястреба.

Тетерев под снегом не бегает, ему бы только спрятаться от непогоды. Ходов больших под снегом, как у рябчика, у тетеревов не бывает, но устройство квартиры тоже аккуратное: назади отхожее место, впереди дырочка над головой для воздуха.

Серая куропатка у нас не любит зарываться в снегу и летает ночевать в деревню на гумна. Перебудет куропатка в деревне ночь с мужиками и утром летит кормиться на то же самое место. Куропатка, по моим приметам, или дикость свою потеряла, или же от природы неумная. Ястреб замечает её перелёты, и, бывает, она только вылетать собирается, а ястреб уже дожидается её на дереве.

Тетерев, я считаю, много умнее куропатки. Раз было со мной в лесу. Иду я на лыжах; день красный, хороший мороз. Открывается передо мною большая поляна, на поляне высокие берёзы, и на берёзах тетерева кормятся почками.

Вдруг все тетерева бросились вниз и зарылись в снегу под берёзами

Долго я любовался, но вдруг все тетерева бросились вниз и зарылись в снегу под берёзами. В тот же миг является ястреб, ударился на то место, где зарылись тетерева, и заходил. Ну, вот прямо же над самыми тетеревами ходит, а догадаться не может копнуть ногой и схватить.

Мне это было очень любопытно. Думаю: «Ежели он ходит, значит, чувствует их под собой, и ум у ястреба велик, а такого нет, чтобы догадаться и копнуть лапой на какой-нибудь вершок — два в снегу».
Ходит и ходит.

Захотелось мне помочь тетеревам, и стал я подкрадываться к ястребу. Снег мягкий, лыжа не шумит; но только начал я объезжать кустами поляну, вдруг провалился в можжуху по самое ухо. Вылезал я из провалища, конечно, уж не без шума и думал: «Ястреб это услыхал и улетел».

Выбрался и о ястребе уж и не думаю, а когда поляну объехал и выглянул из-за дерева, ястреб прямо передо мной на короткий выстрел ходит у тетеревов над головами. Я выстрелил. Он лёг. А тетерева до того напуганы ястребом, что и выстрела не испугались. Подошёл я к ним, шарахнул лыжей, и они из-под снега один за другим как начнут вылетать; кто никогда не видал, обомрёт.

Я много всего в лесу насмотрелся, мне всё это просто, но я всё-таки дивлюсь на ястреба: такой умнейший, а на этом месте оказался таким дураком. Но всех дурашливей я считаю куропатку. Избаловалась она между людьми на гумнах, нет у неё, как у тетерева, чтобы, завидев ястреба, со всего маху броситься в снег. Куропатка от ястреба только голову спрячет в снег, а хвост весь на виду. Ястреб берёт её за хвост и тащит, как повар на сковороде.

Вера Чаплина — Волчонок

Когда я вошла в клетку, волчонок забился в угол и испуганно скосил глаза. С рыжеватой шерстью, круглолобый, он мне понравился сразу. Понравился ещё и тем, что, когда подошла поближе, он щёлкнул зубами и отскочил.

Таких волчат я люблю. Их трудно приручить, но, если привыкнут, они не забывают хозяина.
Назвала я волчонка Арго. Приходила я к Арго каждый день – приносила ему косточки, кусочки мяса, но волчонок от всего отказывался и оставался по-прежнему диким. И лишь дней через десять он первый раз взял у меня из рук кусочек мяса. Пугливо скосив на меня глаза, он быстро его съел и опять убежал в угол.

Многих трудов и терпения стоило мне добиться, чтобы он позволил себя гладить. Да и то в такие моменты он становился как каменный: прятал между лапками мордочку, лежал не шевелясь, а словно застывшие глаза смотрели в одну точку.

Терпеливо перенося мои ласки, он сам не ласкался. Зато не забуду радости, когда он ко мне приласкался в первый раз.

Случилось это неожиданно даже для меня. Я не была в Зоопарке около двух недель. Пришла и сразу же отправилась проведать своего питомца. Ожидала, что после разлуки он одичал, меня забыл и теперь опять не даст себя тронуть. Оказалось наоборот. Едва я открыла дверь помещения и вошла, как вижу: в клетке навстречу мне метнулся волчонок.

Он так вилял хвостом, скулил и рвался ко мне, что я даже не поверила своим глазам.

Я хорошо знала Арго, но на этот раз подумала, что ошиблась. В соседней клетке сидел ещё волчонок, звали его Лобо.

Лобо был совсем ручной, и я решила, что это он. Проверила клетки – нет, Лобо сидел на месте, а Арго, дикарь Арго, был неузнаваем: ползал на брюхе и так ласкался, словно был ручной всю жизнь.

С этого дня дело быстро пошло на лад, и скоро я уже выводила Арго на ремешке. Конечно, не сразу. Сначала он очень боялся, жался к ногам, тянул в сторону или, вдруг испугавшись, бросался назад. Но это было только первое время. Арго оказался способным учеником и вскоре ходил на привязи не хуже любой собаки.

Летом его пересадили в клетку к Лобо. Совсем не похожие по характеру, крепко сдружились волчата. Если брали одного, другой скучал и рвался за товарищем. Обычно их выводили вместе.

Ляля Румянцева с Лобо, а я с Арго гуляли по дорожкам парка. Иногда, если не было публики, пускали волчат свободно. Играя и перегоняя друг друга, они резвились совсем как щенята. Держались волчата около нас. Более самостоятельный, Арго иногда отбегал, но стоило мне сделать вид, что ухожу, как он возвращался обратно.

Георгий Скребицкий — Подарок

Бывало, кто к нам ни придет, все говорили, что наш дом – настоящий зверинец: у нас в комнате жили птицы, белка и ручной ёжик.

А однажды зимой я папе принёс замечательный подарок.
Нашел я его с Костей, моим товарищем.
Мы гуляли в лесу за селом.
Увидели старый пень, трухлявый весь, и стали его разламывать.
Вдруг Костя нагнулся:
— Смотри, Юра, что это?

Я тоже нагнулся. Вижу — в середине пня, в самой трухе, что-то блестит, как золото. Колечко какое-то. Только большое, вроде браслета.
Костя говорит:
— Может, клад?

Поднял да как бросит! Как закричит:
— Змея, не трогай!
А змея упала в снег и не двигается.
Мы взяли палки, начали шевелить, но она не разворачивалась.
Костя даже на палку её поддел. Змея и тут не пошевелилась.
Значит, думаем, мёртвая. Я её пальцем потрогал— твёрдая, высохла совсем.

Костя говорит:
— Это змея медянка. Она, когда живая, страшная: как ужалит, так и умрёшь.
А я сказал:
— Неправда, что ужалит. Папа мне говорил — змеи не жалят, а кусают. У них никакого жала и нет, а есть зубы, а в зубах мешочки с ядом. Как укусит змея, так в рану из мешочка яд и выпустит.

— Это неважно — укусит или ужалит, — говорит Костя. — Всё равно умрёшь.
Мы взяли мёртвую змею в руки и стали рассматривать: красивая такая, блестит, будто медная.

Мне папа о таких змеях ещё ничего не говорил. Он рассказывал, что у нас есть гадюки — серые и чёрные. Они кусаются и ядовитые. А ужи не ядовитые и не кусаются, только шипят и язычок быстро-быстро высовывают. Кто не знает — думает, что это не язычок, а жало, и боится.
А я не боюсь. Ужа очень просто от гадюки отличить, потому что у него на голове два жёлтых пятнышка, а у гадюки таких пятнышек нет.

Ужей и гадюк я знаю, а вот медянку только первый раз увидел.
Я попросил Костю мне её отдать.
Он согласился. Только сказал, чтобы я ему рыболовных крючков дал.

Я положил змею в карман и побежал домой. Мне хотелось сразу же папе её показать. А дома мама сказала, что папа к больным в другое село уехал и приедет совсем поздно.
Тогда я решил ему сюрприз устроить: положил змею на письменный стол рядом с чернильницей, а сверху промокашкой прикрыл, чтобы мама раньше не увидала и не выкинула. Папа приедет, начнёт что-нибудь писать — и найдёт мой подарок.

Так и устроил, а сам опять гулять ушёл.
Потом меня позвали обедать. Я сразу же заглянул к папе в кабинет.
Открыл дверь, гляжу — промокашка на полу валяется, а змеи нет.
Я к маме:

— Зачем выкинула с папиного стола мой подарок?
А мама и не понимает:
— Какой подарок? Я ничего у папы со стола не брала.
Я растерялся, молчу, а сам думаю: «Как же так? Если мама не брала, значит, змея сама убежала? Значит, она не мёртвая, а только притворилась?»

Мне стало страшно: ведь она ядовитая! Ну как теперь всех нас перекусает?
Я никому ничего не сказал. Надел отцовские кожаные рукавицы и стал искать змею. Целый день лазил под стульями, глядел за шкафами, но так нигде и не нашёл. Только под кроватью на тёплых туфлях комочком спал наш ёжик — Пушок. Он всегда там спал. И мама на него за это очень сердилась.

Мама захочет, бывало, надеть туфли — сунет ногу под кровать, а он как подскочит, как кольнёт её в ногу, да ещё зафырчит, чтобы его не беспокоили.

Я все комнаты обшарил, измучился, а змею не нашёл. Значит, думаю, она в какую-нибудь щёлочку выползла и удрала из дому. А всё-таки мне было немножко страшно: что, если она где-нибудь спряталась и сидит?
Вечером мама пошла за чем-то в коридор да вдруг как вскрикнет:
— Ой, что это!

Я выскочил из комнаты и прямо к маме. Смотрю — она на стул забралась, на пол глядит, а на полу наш ёжик схватил в зубы медянку и треплет. Тут наружная дверь отворилась, и вошёл папа.

— Что случилось? — спрашивает. Мама на пол показывает:
— Змея, змея!
Папа подбежал, нагнулся, схватил ежа и начал у него змею отнимать.
Вижу — у папы в руках моя медянка, совсем живая, вертится, за пальцы хватает.

Испугался я.
— Брось, брось!.. — кричу ему. — Это змея! Медянка!
А папа засмеялся и говорит:
— Чего вы шумите? Это вовсе не змея, а ящерица, только безногая.
Я даже не поверил:
— Куда ж она ноги девала?

— Никуда не девала, — говорит папа. — Такая ящерица есть, и называется она медяница или веретеница. Она совсем не ядовитая.
Тут я сразу перестал бояться, подбежал к папе и стал просить, чтобы медяницу в банку посадили. Но мама и слышать не захотела.

— Уберите,— говорит,— эту гадость, я всё равно в доме её держать не позволю.
Папа унёс ящерицу к себе в кабинет и меня с собой позвал.
— Это очень удивительно, — сказал папа: — откуда медяница могла зимой к нам в дом забраться?

Тогда я ему всё рассказал: как я её из лесу принёс и на стол положил. А она была не мёртвая, а только притворилась.
— Не притворилась, а очень глубоко спала,— объяснил мне папа. — Она ещё с осени в трухлявый пень забралась и там заснула на всю зиму. Так все змеи и ящерицы делают.

Папа достал банку, наложил бумаги, потом посадил туда ящерицу, завязал банку марлей и отнёс в кладовую. Он сказал, что медяница на холоде опять заснёт и будет спать до весны. А весной, как солнышко пригреет, она проснётся, и мы её в лес выпустим.

Так и было. Медяница у нас в банке заснула и проспала всю зиму. Мы про неё совсем и забыли, а весной, когда вспомнили, поглядели — а банка пустая. Значит, она проснулась и выползла. Наверное, банку плохо завязали.
Мама как узнала, что медяница опять ушла, испугалась и очень рассердилась на нас с папой. Читайте еще: Драгунский рассказы.

Долго потом мама каждый вечер перед сном под всеми стульями, под кроватями, за шкафами смотрела и всё ворчала на нас, что мы, наверное, скоро крокодила в дом притащим.
А мне и вправду тогда очень хотелось крокодила завести, хоть самого маленького.